Зимой 1958 года наша семья из пяти человек переехала большую квартиру из двух смежных комнат. 18 метровая комната была проходной в ней разместились мы с сестрой и бабушка. Тупиковая 9 метровой комната называлась спальней, и принадлежала родителям. Над длинным коридором, протянувшимся в сторону 10 метровой кухни была антресоль. Несмотря на то, что дверцы у неё были с двух сторон, достать до средины было невозможно ни с какой стороны. Старыми архивами и ненужными вещами мы не обзавелись и убрали наверх велосипед, лыжи и бак с елочными игрушками. Если надо было залезть на антресоль, то вставали на табуретку, если же этого было недостаточно, подставлял еще стул или стол. Наш дом был последним, построенным по старым стандартам- с толстыми кирпичными стенами, большими кухнями и высокими потолками (3 метра 20 см). Газ в новой квартире предусмотрен не был, и в кухне стояла плита, похожая на современную газовую плиту, где под небольшой духовкой была топка для дров. Готовили на этой плите редко, в основном пользовались керосинкой. Каждую субботу топили дровами огромный титан в ванной для мытья.
Дрова надо было где-то хранить, поэтому под домом у каждой квартиры был сарай для хранения дров. Перед домом были люки, через которые дрова сбрасывались в подвал. Рядом со входом в сарай была всегда закрытая черная железная дверь для входа в сеть бомбоубежищ на случай ожидаемой атомной войны.
Года через три пришли строители, провели газовые трубы, установили газовую плиту, и колонку для подогрева воды. В результате, в квартире появились много свободного места. Кроме того, возросло значение подвалов -там стали хранить запасы картошки, морковки и свеклы на зиму. Дровяной склад стал слишком велик для хранения запасов, и мама выделила место для тети Лизы, тети Шивы, секретарши Нины и нового главного бухгалтера Шитова.
Самое неприятное, в этих подвалах не было света. Лампочки, конечно, по проекту были, но они или перегорали, или соседи находили им более нужное применение в своих квартирах, короче, мрак был постоянный. Я была уже достаточно большой (10 лет!), но темноты боялась, а ходить в сарай кроме меня было некому. Родители на работе, у бабушки больные ноги, Люба всегда чем-то занята.. Сарай с его картошкой и ужасом темноты был на мне. Фонарик у нас был, но батарейки к нему работали совсем недолго, вечно портились, и приходилось ходить в сарай со свечкой. Я набирала в сумку картошку, стараясь не смотреть на тени чудовищ, которые плясали по стенам сарая в дрожащем пламени свечи. Наконец, закрыв сарай на замок, я вылетала из подвала перескакивая через две ступеньки, и запыхавшись приходила домой.
-Ну что, никто тебя не украл? -участливо спрашивала Люба. А мне было стыдно за свою трусость, я злилась на старшую сестру.
Девочки мы были уже большие и должны были сами каждую неделю убирать новую квартиру. Мы поделили квартиру по справедливости пополам: Люба была побольше и ей досталась большая часть квартиры, т.е. комнаты. Мне достался длинный коридор с прихожей, кухня и ванная с туалетом. Позже до меня дошло, что при заключении договора я прогадала. Любе надо было только помыть пол в комнатах и вытереть пыль, а мне помыть коридор, ванную, туалет и кухню, помыть раковины, да еще вытряхнуть половики.
Через год Люба поступила в институт, переехала в общежитие, а потом вышла замуж, и мне уже одной приходилось убирать всю квартиру. Видимо качество моей уборки оставляло желать лучшего, а поэтому время от времени дома делалась генеральная уборка, когда пол мыла мама, папа что-то вытряхивал, чинил и прибивал, а я была на подхвате у всех: «подай», «принеси». Бабушка в этом мероприятии не участвовала, зато она, по старинке, каждое утро подметала дощатый пол веником.
Ковров на полу тогда еще не было, а пол застилали только в коридоре модными вьетнамскими соломенными циновками, которые грязи и песка на поверхности не держали, и всё это скапливалось под ними. А уж если бабушку угораздит поднять циновки и подмести под ними в неурочное время, то меня после школы встречали у дверей два соломенных рулона и приходилось идти на улицу вытряхивать эти противные циновки.
При переезде на новую квартиру у нас все еще была мебель из Салтыковки: дубовый шкаф, тяжелые дубовые стол и стулья, кровати с железными спинками. Несмотря на то, что у нас появилась вторая комната, я продолжала спать на раскладушке, которую каждый вечер надо было доставать, а утром обязательно убирать. На раскладушку укладывался тяжелый ватный матрас. Утром перед школой я убирала матрас на бабушкину кровать, а она сама уже застилала кровать шелковым трофейным покрывалом с райскими птицами, которое прежде висело на стенке у кровати родителей, а ещё раньше украшало немецкую кирху.
Как только в продаже появились кресла-кровати (днем кресло ночью-кровать), моя прогрессивная мама купила это чудо для меня. Конечно, это было лучше раскладушки, но конструкция была ещё не совсем доработана, и от матраса я отказаться не могла, потому что где-то в районе ребер выпирала деревянная доска. Тем не менее, стелить было легче: у кресла был ящик, в который вмещались одеяло и подушка, а матрас по-прежнему убирался на бабушкину кровать.
На смену старой мебели кустарного изготовления с украшениями и резьбой стала появляться в продаже мебель, сделанная на фабричных конвейерах. В начале 60-х годов в продаже появилась уже модная легкая мебель социалистических стран: Румынии, Германии, Чехословакии и совсем невиданная до сих пор специальная мебель для кухни. Ни одной лишней линии, никаких мещанских украшений. Сплошные полированные кубы разного размера с дверцами и на ножках. Очереди за этим дефицитом тянулись годами. Мама к моде относилась трепетно, и в нашем доме на смену старой добротной мебели пришла строгость и простота.
Мои прогрессивные родители любили все новое. Устаревшие приборы и мебель никогда не продавали, а отдавали родным и знакомым. Техника для дома тогда быстро развивалась, они обновили телевизор, холодильник, купили стиральную машину, пылесос. На смену телевизору КВН-49 с линзой пришел телевизор с «большим» экраном -«Темп». На передней панели всего две ручки, но на самом деле ручки двойные и их там 4: включение(яркость), контрастность, громкость и фокусировка. На боковой панели устанавливался тумблер для переключателей каналов, которых было целых пять, но работали только два.
Стиральная машина появилась у нас впервые. Это был большой бак на колесах, в который заливалась ведрами горячая вода, предварительно нагретая не плите. Стиркой занимался пропеллер, крутящий вод на дне бака. К крышке бака крепилось устройство для ручного отжима белья, состоявшее из двух прорезиненных валиков, заменявших две руки. К валикам крепилась ручка. Заправив бельё между валиками можно было двумя руками крутить ручку и выжимать бельё. Выжимать белье на валиках мог только папа. После стирки сливали воду в ведро при помощи шланга, вделанного в дно машины. Вскоре механизм отжима стал отказывать: прорезиненные валики размякли, потеряли свои свойства и стали с трудом прокручиваться, прилипая один к другому, а иногда заматывали и рвали белье. От отжима таким трудоемким способом пришлось вообще отказаться. Кроме того, таскание ведер с водой для залива и слива при полоскании было довольно бессмысленным. В машине стали только стирать, а потом перетаскивать бельё в ванну, где полоскали и выжимали и выжимали руками. Сушили белье во дворе. Там стояли специальные столбы напротив каждого подъезда, на которые каждая хозяйка натягивала свою веревку. Высушив бельё веревку сразу снимали, потому что часто веревки воровали. Кстати, и за хорошим бельём надо было присматривать- могли своровать. Существовал такой негласный закон, что на чужую веревку бельё вешать нельзя, на нарушительниц сильно ругались.
В начале 60-х годов стали развиваться домашние услуги: появилось много прачечных и химчисток, и мы стали сдавать постельное белье в прачечную, что в самом деле облегчило стирку.
Пылесоса у нас никогда не было. Купили его одновременно с ковровой дорожкой. Несколько позже в магазинах появились разные марки пылесосов с звучными названиями «Ракета», «Буран», «Вихрь», «Тайфун». Наш сигарообразный пылесос носил поэтическое название «Днепр» и был покрашен синей краской, в цвет днепровской волны. У него было два отверстия, на которые мог одеваться шланг. С одной стороны пылесос на огромной скорости засасывал пыль в тряпочный мешок, а с противоположного конца корпуса выдувал воздух с той же скоростью. Шланг пылесоса, сделанный из натуральных материалов, к концу уборки часто забивался пылью и мусором. Тогда шланг переставлялся на другой конец пылесоса, высовывался в окно и собравшаяся грязь выдувалась прямо на улицу, чем я с удовольствием занималась. Во время уборки выдувание было вредно, т.к. неубранная пыль раздувалась во все стороны, но эта же функция была очень полезна при разбрызгивании жидкостей. По инструкции разбрызгивание применялось для полива домашних цветов, но поскольку у нас из цветов росли только столетник и два фикуса, то им пылесос был не нужен. Незаменим был пылесос при морении клопов, которые время от времени появлялись у нас. Кирпичные стены квартиры были оклеены обоями, и эти кровопийцы постоянно откуда-то выползали. Больше всего любили клопы родительский матрас. Тогда шланг пылесоса надевался с обратной стороны, к его концу крепилась банка с дихлофосом, и ядовитая жидкость поливала обнаруженные места скопления паразитов.
Пылесос использовался режиме разбрызгивания и во время ремонта, а ремонт у нас после переезда в новую квартиру, проводился каждое лето, менялись только масштабы ремонта: окна каждый год, потолки через год, а обои переклеивали когда хорошие достанут. но потолки белили всегда, и использование нового чуда техники радовало родителей. Они капитально каждый год готовились к ремонту-это было для них развлечение. Мои родители как дети играли в «Ремонт» работали вместе дружно, быстро, весело, с шутками.
Когда я вышла замуж,, то я после первого совместного ремонта я поняла, что второй ремонт грозит нашей молодой семье разводом.
Наша квартира была всегда чистая и ухоженная благодаря маминой аккуратности. Папа тоже порядок любил. Он чуть не каждый день гладил сам брюки и чистил щеткой пиджак, а приходя с работы переодевался и сразу вешал костюм на вешалку в шкаф. Нас с сестрой мама приучала к порядку не совсем гуманными способами. Все вещи требовалось убирать на место, а если что-то обнаружится не там, где должно лежать, то эту вещь мама прятала и не давала какое- то время.
Чаще всего страдала Люба, оставлявшая свои книги в разных местах, однако на неё такие методы воспитания оказали совершенно противоположное воздействие. Она активно противилась маминым порядкам, и когда стала жить самостоятельно, то в её квартире всегда царил творческий беспорядок. Мама требовала сразу после еды мыть за собой посуду, не разбрасывать одежду и говорила, что чисто не там, где часто убирают, а где не мусорничают. у.
Я, как оказалось, мамины уроки усвоила хорошо- разбросанных вещей не люблю, но прятать их не прячу, а убираю на место, правда мои домочадцы часто не знают законного места, и страдают от этого. Мои причуды скрашивает хорошая память на вещи. Когда дома что-то пропадает, то я даю точные координаты, где можно найти пропажу при условии, что она хоть раз попадалось мне на глаза.
В квартире с красивым адресом «улица Новая дом16 квартира 16» я жила до замужества, а в 1972 году покинула родительский дом и стала жить неподалеку все на той же Новой улице.
Бабушка Ася