1955-1958 года

На фотографии, сделанной летом 1954 года наша семья, а на заднем плане видна Салтыковская школа.

    

     Сразу после наступления 1955 года мы переехали из Салтыковки в новый трехэтажный дом в Железнодорожном. В стране начинался строительный бум, и «почтовый ящик 19», где работала моя мама, построил первый дом для своих работников, в котором было 24 благоустроенные квартиры. В один этот дом въехало жильцов больше, чем в двух  Салтыковских бараках.  Заселен дом был исходя из принципа социальной справедливости.

      Шесть квартир были однокомнатными, в которые две семьи никак поселить нельзя. Первый непрестижный,  этаж достался семьям пролетариев: слесаря Гладких и охранника Иванова. На втором, самом ценном этаже поселился председатель профкома Сотников и Михаил Дмитриевич Сапожников   главный бухгалтер и фотограф любитель из Салтыковки. Третий, последний этаж заняли семьи начальника отдела капитального строительства и строителя этого дома Безлепкина и моей мамы-начальник отдела снабжения. Две двухкомнатные квартиры на третьем этаже заняли  две семьи «военпредов» (военных представителей заказчика). Одну двухкомнатную квартиру заняла многодетная семья плотника Дроздова с шестью детьми. Итого девять семей в девять квартир. В остальные пятнадцать двухкомнатных квартир были заселены тридцать семей. Комнаты были смежно -изолированными, т.е. между комнатами была дверь к соседям, которую просто заколачивали гвоздями.

Детей в новом доме было очень много. Их родители были молоды и работали на «почтовом ящике 19». Почти все ходили в школу, которая была прямо перед проходной этого «ящика». Деревянная одноэтажная школа была только семилеткой, а моя старшая сестра Люба уже училась в 6 классе, поэтому её решили записать в школу десятилетку, ну и меня туда же. Эта школа была очень большой, двухэтажной, с широкими лестницами и коридорами, с большими классами.

Переехали мы зимой, на улице были морозы, а отопление в новом доме еще не включили. Люба заболела, и мама повела меня в школу одну. Директор школы, благообразный старичок в очках, похожий на Айболита, посмотрел на меня и сказал:

       — Мелковата девочка, ну, ничего, подрастет, главное- отличница! — Мама сначала не поняла, а когда до неё дошло, что меня приняли за Любу, она уточнила: .

       -Нет, эта в первый класс пойдет.

Дедушка удивленно выкатил глаза и сказал маме:

  • Какая же придёт в шестой? Пока моя внучка самая высокая в первом классе, но ваша, конечно выше. — Потом он обратился ко мне и спросил:
  • Надеюсь, ты тоже будешь отличницей? -На что я без излишней скромности уверенно ответила:
  • Да,- и гордо пошла в свой первый «Б» искать самую высокую девочку.

Ею оказалась Алла Курдюмова, с которой я быстро подружилась (На фотографии она справа от меня). Когда я спустя какое-то время зашла по дороге из школы к ней в гости, то узнала в её дедушке того самого старенького директора школы Александра Петровича Афанасьева.

     Меня зачислили в образцовый класс Антонины Григорьевны, у которой был тяжелый взгляд, и любой шалун просто замирал на месте. Я еще один только раз видела такой же взгляд. в старших классах у учительницы физики, но  её ученики прозвали Коброй и тоже боялись до смерти. На уроках Антонины Григорьевны стояла гробовая тишина, дети сидели, выпрямив спины, сложив руки перед собой на парту и внимательно слушали. На перемену выходили из класса по рядам, один за другим без толкучки и теми же рядами ходили в коридоре по кругу вокруг Антонины Григорьевны. Можно было уйти в туалет, но вернувшись, обязательно встать на своё место. После последнего урока в том же порядке шли в раздевалку.

     Самое удивительное разыгрывалось на большой перемене. Мы водили по кругу хороводы, играли в «Каравай», «Сиди, сиди, Яша», «Бояре, а мы к вам пришли» и громко пели разные песни, заглушая шум переменки. Люба дома смеялась над нашими играми, и я не любила большую перемену, особенно когда меня выбирали Караваем, Невестой или Яшей. Мне казалось, что за спиной стоит и смеётся не только Люба, а вся школа смотрит смеётся надо мной.

    Антонина Григорьевна  ходила по квартирам своих учеников, смотрела в каких условиях они живут. У нас она была с проверкой несколько раз. Учительница велела всем ученикам соблюдать режим дня и ложиться спать в 8 часов. Во время первого внезапного визита она застала меня бодрствующей в неположенное время. После такого прокола я при каждом стуке в дверь не раздеваясь летела в кровать, боясь очередного появления в доме строгой учительницы. Она, в самом деле к моему ужасу, какое-то время часто приходила, а бабушка радостно угощала вечернюю гостью чаем с коржиками. Моя здравомыслящая бабушка объяснила, что  даже в моем возрасте ложиться спать в 8 часов, да ещё в однокомнатной квартире, рановато, и Антонина Григорьевна приходит вовсе не ко мне, а к маме,  которая достает ей чего-то дефицитное. Чепез какое-то время условия моей жизни  учительницу  вполне устроили и её визиты прекратились.

    В новой квартире было электричество, водопровод, канализация и отопление. Поскольку наш дом был построен первым на краю заболоченного поля, и газ еще не подвели, то на кухне стояла чугунная плита, немного больше современных газовых,  с топкой и поддувалом для золы.  Наверное, поэтому кухни строили большими. Дровяное отопление предполагает место для хранения дров, поэтому во дворе были построены сараи для каждой квартиры.

    Ванны в нашем доме установили  в только в двухкомнатных квартирах, а для  однокомнатных квартирах по проекту был предусмотрен совмещенный санузел с  более короткой ванной, производство которых ещё не было налажено. В результате, у нас в большом  туалете  стоял титан для подогрева воды всё тем же дровяным способом. Мой рукодельный папа сразу занялся установкой ванны. Туалет был достаточно большой, но места для стандартной двухметровой ванны не хватало. Папа выбил кусок стенки и часть ванны вылезла на кухню. Выступ он оббил досками и оформил в виде тумбочки.

     Ограждение ванны, выходившее на кухню, вскоре украсилась новым телевизором марки КВН-49. В комнате этому чуду техники места не было, а на кухне еще и диван поставили для удобства просмотра. Бабушке, в отличии от нас всех, пребывавших в неописуемом восторге от замечательной покупки, телевизор не понравился, а узнав цену этого прибора, она с горестью заявила родителям:

       -Лучше бы вы эти деньги потеряли!

       Как я её не звала она даже не подходила к телевизору. Передачи начинались в 7 часов вечера, и там часто крутили фильмы, перед которыми следовало очень обидное предупреждение: «Детям до 16 лет смотреть запрещается», а наши законопослушные родители строго следовали этим рекомендациям.

       Каждую неделю вечером в субботу мы топили титан, и по очереди мылись.  Это было, как праздничный ритуал. Первой мылась я, но мне доставалось меньше всего воды, потому что надо было оставить другим. Теперь мы мылись дома, в горячей воде, в тепле, не надо было тащиться в баню  на Рогожскую заставу и искать свободные тазики, которых вечно на всех не хватало. Не надо было стоять в очереди, чтобы ополоснуться в душе, да и в саму баню без очереди было не попасть. Можно было просто выбросить старую и изношенную одежду, в которую специально облачались для похода в баню, где безбожно воровали из не закрывающихся шкафчиков  

      Цивилизация постепенно приходила в нашу семью, и вместо едкого, не пенящегося «Хозяйственного» мыла, размером не умещавшегося в руках взрослого человека, а цветовая гамма которого колебалась от светло-бежевого до темно-коричневого, появилось в продаже специальное «Банное» мыло. Его куски делались размером в два раза меньше, так что можно было просто держать в одной руке. Туалетное для мытья рук «Красная Москва» мы использовали и раньше. Кроме того, появлялось жидкое мыло для мытья волос, налитое в стандартные стеклянные бутылочки «четвертинки», в которых продавали и клей, и водку.   

      Следом за телевизором на кухне появился холодильник, к которому я сначала отнеслась равнодушно, а вот бабушке он очень понравился (в отличии от телевизора). Позже он мне тоже понравился. Холодильник промерзал и покрывался толстым слоем льда, и его надо было оттаивать каждые 10 дней. Эта интересная работа закрепилась за мной на долгие годы, хотя с годами интерес пропал и осталась одна обязанность.

     В новую квартиру купили и еще одну вещь без моего участия и вопреки моему желанию, совсем мне не нужную-раскладушку. Росла я быстро, особенно вверх, а спала все время с бабушкой, которой наверняка, такое соседство уже было обременительно. Все спали в одной комнате, папа смастерил две ширмы, которые ставились на ночь, отгораживая нашу кровать и кровать родителей. Утром все кровати застилали, а тяжеленые трехстворчатые ширмы уносили в дальний угол. Места в комнате для моей раскладушки не нашлось и отправили меня вместе с раскладушкой спать в  коридор, напротив зеркала из которого скалились страшные чудовища. Спать одна я боялась, накрывалась с головой одеялом и долго не могла заснуть.

      У меня не на шутку разболелись зубы-я не могла не только ложиться вовремя, но и вообще спать. Мама уговаривала, что зубы молочные и скоро выпадут. Рот полоскали какими-то травами, прикладывали компрессы из спирта, из керосина, но ничего не помогало, я не спала ночами и не давала другим. В конце концов меня привели к зубному врачу, и оказалось, что у меня сгнили четыре коренных новых зуба. Мама отвела меня к врачу только один раз, а дальше на лечение я приходила сама после уроков. Жалеть меня было некому, плакать стыдно. Доктор Белоусова убеждала меня, что я смелая. Не могла же я не оправдать надежд такой замечательной женщины. Я открывала рот, слушала тихий голос врача и молча терпела адскую боль. До сих пор с благодарностью вспоминаю Лидию Петровну Белоусову, которая ногой крутила динамо-машину и тупыми сверлами, без обезболивания, так пломбировала зубы ртутью из градусников, что три из них доехали до Израиля.  Благодаря зубам, моей раскладушке нашлось место в комнате рядом с бабушкиной кроватью.

     Место моей раскладушки в коридоре занял новенький женский велосипед с зеркалом заднего вида, ручным тормозом и сеточкой над задним колесом (чтобы платье в колеса не попадало).   Купили его, как оказалось, совсем не для меня с Любой, а маме, чтобы ей на работу ездить. К нашему счастью, асфальтированной дороги, до маминого почтового ящика, еще не проложили, хотя и обещали, поэтому велосипед поступил в наше распоряжение. На отрезке асфальтированной дороги от поля до кучи строительного мусора мы учились кататься на велосипеде. Велосипед был для взрослых, а я только закончила второй класс. Как бы низко не спускали седло, я сесть на него не могла и училась кататься стоя на педалях. С двух сторон держали меня подружки, да не просто так, а за то, что я им дам покататься тоже. Получалось, что мне кататься приходилось не очень много, а потом выходила Люба со своими подружками и также училась кататься. Недели через две, разбив все коленки, я всё-таки покорила велосипед, но кататься на нем одна не могла, потому что спустить с третьего этажа и поднять обратно у меня еще не было сил..

      Благосостояние нашей семьи быстро росло, папа продвигался по службе, стал прилично зарабатывать, перестал болеть после удачно сделанной операции по поводу язвы желудка. Он купил себе игрушку-фотоаппарат «Зоркий». Такое событие было даже не равносильно покупке лимузина!  Инструкцию сначала читали всей семьей, потом мама и Люба, потеряв интерес удалились по своим делам, а я от папы не отходила. Папа, одев мне на шею ремешок от чехла, дал аппарат в руки, и велел ничего не трогать и не крутить.

     Трогать и крутить я стала на следующий день, как только папа ушел на работу. Моя старшая сестра была девочкой доброй и честной, ничего никому не жалела, никогда никого не обманывала, в отличии от меня- жадины и хитрой врушки. Для Любы секретов не существовало-она не понимала, что рассказывать можно, а что нельзя, и рассказывала всем честно где и что слышала или видела. Естественно, она рассказала всем про мои подвиги. Папа очень на меня рассердился за то, что я полезла самостоятельно изучать фотоаппарат и обещал никогда не давать мне его.

    Папа наш был не злопамятный, скоро свое обещание забыл, но у меня были опасения, а вдруг вспомнит? Не вспомнил! А я, несмотря, но свою нелюбовь к книгам, читала по секрету его книжку «25 уроков фотографии». Там было много непонятных слов: диафрагма, экспозиция, выдержка, объектив. Я спрашивала у папы непонятные слова, а он натурально удивлялся моим познаниям и говорил:

          -Вот из нее настоящий инженер выйдет! Механик! – Возможно он просто мне подыгрывал. Однако, фотоаппарат я освоила, освоила и работу в «лаборатории», которую папа оборудовал в ванной для печати фотографий. Многие фотографии семейного альбома, как и эта, где я сфотографировала родителей, на фоне нашего нового дома были сделаны мной. Через несколько лет папа, наигравшись в фотоаппарат, отдал его в мое полное распоряжение. Фотоаппарат долго мне служил, ни разу не ломался и не был в ремонте, а просто морально устарел. К технике я всегда была не равнодушна, любила собирать из конструктора разные механизмы. На день рождения (9 лет) мне подарили конструктор. На фотографии я с подъемным краном, собранном моими руками.

     Со спортом у меня были проблемы с детства. На фоне сестры я считалась спортсменкой, но к моему удивлению, это оказалось совсем не так. Возле нашего дома строители оставили кусок асфальтированной дороги, которая  с одной стороны упиралась в гору мусора, а с другой в заболоченное поле. На  этом месте, расчертив асфальт на квадраты, девочки играли в классики, прыгали через веревочку. Эти игры я не любила, потому, что всегда проигрывала. Еще больше не любила я игру в салочки. Игра заключалась в том, что водящий должен был догнать кого-нибудь и дотронуться (осалить), тогда осаленный становился водящими. Быстротой бега и ловкостью я не отличалась, меня часто салили, после чего я бегала до изнеможения по двору в напрасных попытках поймать хоть кого-то. 

       Зимой по выходным папа катался со мной на лыжах. Я думала, что умею кататься, Папа проезжал быстро по лыжне, останавливался и ждал пока я прикачу. Для меня было полной неожиданностью, что кататься то я и не умею. Однажды папа был чем-то занят, и я поехала на лыжах с подружкой Наташей Викторовой и её папой. Лишь только они встали на лыжню, то они с такой скоростью улетели от меня, что я даже испугалась, оставшись на лыжне  среди чужих людей. Потом они вернулись, а я не прошла и половины ихнего пути. Поэтому я уже не очень удивлялась, когда на школьных уроках физкультуры показывала далеко не самые лучшие результаты.

    Вокруг нашего дома шло большое строительство. Отвоевывая землю у болота, «почтовый ящик 19» строил еще три трехэтажных дома и школу. Заборы вокруг строящихся домов носили весьма символический характер. Это были невысокие столбы с обычной проволокой, натянутой крест-накрест, а чтобы пролезть через неё детям даже нагибаться не приходилось. Сторож долго на нас не обращал никакого внимания, но когда установили подъемный кран и смельчаки, включая меня, стали залезать на самый верх, он начал бороться с нашим присутствием на стройке. Не смотря на запреты взрослых, мы любили затевать игры из кирпичей: строить домики, лабиринты, укрытия для игры в прятки. Постепенно многие игры со двора переместились на стройку, где, к моей радости, не надо было прыгать через веревочку или в классики.

      Жилые дома строились быстро. Когда кирпичи  были уложены в стены домов, закончились и наши игры на стройке, а школе не повезло, Под фундамент для новой школы выкопали глубокий котлован. Ручеек, тихо протекавший по дну, стал наполнять котлован и образовался натуральный пруд из чистой воды.  Строители привозили разные насосы. Насосы откачивали воду в специально прорытую канаву, но ничего не помогало. Летом работы у школьного котлована были остановлены, и возле нашего дома появилось чистое озеро. Некоторые мальчишки там даже купались, только берега были слишком обрывистые, но они приспособили для спуска длинные доски.

      Досок на стройке было полно, и я задумала построить лодочку, но это оказалось очень сложным, тогда пришлось упростить конструкцию и соорудить плот из нескольких досок, скоб и проволоки. Плот вышел небольшой и на нем умещался один человек, а желающих поплавать было многое. Боясь услышать обвинения в жадности, я давала покататься всем желающим. Естественно, моя очередь всё отодвигалась и отодвигалась. Прогудел далекий гудок с «почтового ящика», означавший начало обеденного перерыва для наших родителей. Дети, встретившие родителей, стали потихоньку уходить домой обедать. Место на плоту освободилось и я, усовершенствовав конструкцию двумя кирпичами и короткой доской для руля, отправилась в плавание. Когда я доплыла до середины котлована, то заметила на берегу котлована свою маму, тоже шедшую домой обедать. Я стала рулем разворачивать плот, но кирпичи один за другим плюхнулись в воду. Мама закричала:

      -Садись, садись!

     -Я испачкаюсь, доски грязные и мокрые, -закричала я в ответ.

     -Садись, садись, ничего, я постираю! Я садиться не стала и уверенно погребла доской к берегу. Добравшись до берега, я увидела, что мама уже стоит босиком на берегу.

     -Ты что, купаться будешь? -с удивлением спросила я. Мама взяла свои туфли в одну руку, второй рукой схватила меня за шиворот и потащила домой…

      Больше я на плоту никогда не плавала, а болото и ручеек продолжали жить своей жизнью до зимы. Зимой, когда ручеек в болоте подмерз, воду из котлована откачали, про ручеек забыли, и строители, не спеша, начали возводить новое здание для школы «почтового ящика.» Дети и взрослые с нетерпением ждали завершения строительства. Все дети нашего дома, кроме меня с сестрой, ходили в старую школу у «почтового ящика». Мы с сестрой продолжали ходить в школу железнодорожников. Эта школа мне не нравилась. Строгая Антонина Григорьевна ушла после второго класса, и на смену ей пришла злая и несправедливая учительница, которая меня не любила и мне было тогда так скучно и плохо в школе.

     В 4 классе я получила  первую и последнюю двойку за всё время обучения в школе. Такое событие нельзя не запомнить. На уроке математики мы проходили математическую фигуру-куб. Для большего понимания сути этой фигуры нам велели склеить дома кубик с ребром в 10 см. Я была девочкой исполнительной, выпросила у бабушки коробку из-под обуви (одно это дело непростое!), склеила замечательный кубик, обклеила его белой бумагой. В портфель кубик не влезал, привычных вам пакетиков не было (полиэтилен еще не изобрели); пришлось положить кубик в мешок для обуви. Кроме портфеля мы каждый день носили в школу мешочек с домашними тапочками, в которые переобувались. Перед уроком математики я достала свой кубик и положила его на край парты, чтобы все видели мою работу. Дети подходили, смотрели, некоторые даже просили подержать. Учительница вошла в класс, увидела, что кубик склеили далеко не все, прошла по рядам, повертела в руках мой кубик и сказала:

            -Сегодня не все склеили кубики. Кто принес, уберите их и приносите кубики завтра, а кто не принесет, получит двойку.

     Закончились уроки, я пошла домой. Все дети шли в одну сторону, а я одна шли в сторону «почтового ящика». Моя одноклассница Таня Казначеева отделилась от группы детей, подбежала ко мне со спины, выбила из рук портфель, отбежала на безопасное расстояние и стала выкрикивать всякие обидные дразнилки, связанные с моей не титульной национальностью. Я безуспешно пыталась догнать дразнилку, но мне это никак не удавалось. Тогда я пошла на хитрость: прекратила бесполезную погоню, подняла портфель, и продолжила путь в сторону дома. Таня решила повторить атаку, но как только она приблизилась, я резко развернулась и ударила её портфелем. Портфель выскользнул из моих рук, а Танька от удара поскользнулась и упала в снег. В руках у меня оставался только мешок со сменной обувью, где лежал кубик, о котором я забыла, и стала изо всех сил стала молотить, по обидчице своими тапочками. Про кубик я и не вспомнила.

Картона дома больше не было и новый кубик клеить было не из чего. На следующий день я пришла я в школу без кубика. На уроке математики учительница выставила двойки всем, кто не принес кубик. Получив незаслуженную двойку, я подошла к учительнице после урока и сказала, что я еще вчера приносила кубик и услышала убийственный ответ:

         -Не видела я твоего кубика! Вот завтра принесешь, я и исправлю двойку.

Принести мне было нечего и осталась у меня двойка. За четверть по математике она поставила четверку, да и то сказала, что «еле натянула», хотя ни четверок, ни троек,  у меня никогда не было при всем её старании. Она и за год мне поставила четверку, хотя в трех четвертях из четырех у меня были пятерки. В четвертом классе я отличницей не считалась.

    Вся моя жизнь была во дворе, но и там со многими девочками мне уже играть  просто не хотелось . Больше всего меня обижало, если во время игры при любых разногласия вспоминалось мое не арийское происхождение, а поводы, конечно были. Я чаще всего играла с Наташей Викторовой, девочкой из интеллигентной семьи, не зараженной антисемитизмом.  Она любила читать разные приключенческие книги и рассказывать о прочитанном. Пришлось и мне прочесть стоявшие на этажерке книги Беляева,  Герберта Уэллса. Читала я медленно, длинные описания пропускала, после чего часто терялся смысл прочитанного. Толщина литературных произведений меня просто убивала. Хотелось, чтобы сразу описали суть проблемы без  подробнейшего описания природы и не относящихся к сути рассуждений.

    У нас дома на самой нижней полке этажерки лежали тоненькие брошюры из «библиотечки рабочего», которые были совсем никого не интересовали. Эти книжки покупал наш двоюродный брат Гриша, когда учился в техникуме, а уйдя в армию, оставил их у нас до лучших времен. Брошюрки были тоненькие, с рисунками и таблицами. Назывались они очень романтично: «Планеты и спутники», «Межпланетные путешествия», «Время и календарь», и заинтересовали меня своим незначительным размером. Я с интересом читала и перечитывала  их по несколько раз, все более и более вникая в смысл.

Люба оценила недостойность моего занятия и стала смеяться надо мной и дразниться «Звездочетчицей», родители тоже посмеялись, а уж после выхода в свет фильма «Карнавальная ночь», папа любил подмигнуть мне и сказать:

         -Ну что, посмотрим на небо и увидим три звездочки, а лучше пять, — я смеялась вместе с ним, хотя мне было совсем не смешно, а обидно.

      Наступил 1957 год. 4 октября запустили Первый спутник Земли, затем второй, третий, и пока люди не привыкли и не потеряли интерес, по радио и во всех газетах сообщалось время, когда спутники будет пролетать над Москвой. Многие выходили во двор посмотреть на летящую звездочку. Только тогда мои познания в космонавтике перестали быть предметом насмешек и несведущие люди спрашивали у меня, а я с умным видом рассказывала про первую и вторую космическую скорость, про парад планет. Чтение научно-популярных брошюр со временем плавно перешло в чтение научно-популярных журналов («Наука и жизнь», «Знание-сила», «Техника молодежи») и книг по истории, архитектуре, искусству, кибернетике. Из художественной литературы меня больше увлекала научная фантастика Брэдбери, А. Азимов, Стругацкие.

   Наш папа очень любил покупать книжки Любе, которая их моментально проглатывала .  Старенькая этажерка скрипела под тяжестью книг, а книжный шкаф  поставить было некуда.      Жили мы тесновато, но соседи в нашем доме жили значительно теснее. О расселении двухкомнатных квартир нашего дома, где жило по две семьи, речи пока не велось. Единственно кто улучшил свои жилищные условия (не без помощи мамы) был шофер отдела снабжения Леша Строганов, работавший у мамы. Его семья состояла из 4-х человек, но он быстро привез из деревни бабушку, его выбрали парторгом гаража, в результате чего его семья получила точно такую же, как у нас, квартиру.

     Предприятие расширялось,  набирало новых работников, строило  жильё, которое получали только те, кто проработал больше 10 лет.  Новые сотрудники занимали освободившееся жильё и ждали своей очереди на улучшение жилищных условий.
    Строились сразу три, трехэтажных дома. Первый дом был быстро построен и заселен своими рабочими. Второй дом забрало себе наше министерство для своих сотрудников, третий дом, в котором (не без усилий моей мамы) нам выделили двухкомнатную более просторную квартиру.  Дом  строился необыкновенно долго, потому что кадровых строителей выделяли мало, рассчитывая на помощь будущих новоселов .
Какой-то выдумщик, видимо родом из деревни, где дома строились общинно, решил ускорить строительство и изобрел «новый почин», который заключался в том, что квартиры распределялись до заселения дома, и каждая семья новоселов должна была безвозмездно отработать на строительстве дома определенное количество часов, правда, в удобное для них время. Изобретатели замечательного почина установили цену каждого квадратного метра-10 часов бесплатной работы. Рационализаторов не очень заботило что будут делать на стройке люди, не имеющие никакого представления о работе строителя.

    Площадь комнат нашего будущего жилья составляла 27кв.метров, Получалось, что наша семья должна была бесплатно отработать на строительстве дома 270 часов. Если работать по 8 часов каждый день без выходных, то двух месяцев почти хватит. Будущие жильцы дома тихо возмущались, но открыто никто из них выступать не решался- иначе могли найтись другие желающие получить новую квартиру.  
 Советские люди умели творчески выполнять любые приказы коммунистической партии и правительства.  Первым решил эту задачу балагур и весельчак шофер Лешка Строганов. Он поставил в кузове грузовика три скамейки и привез  18 мужиков и баб из своей деревни. Веселые родственники  прекрасно с песнями провели  на стройке 4 часа, и отработали почти половину нужного времени.   
       Многие будущие новоселы стали прибегать к помощи родственников. Наша новоградская родня тоже принимала активное участие в строительстве. Дядя Саша, папин брат, не просто так провели отпуск у нас, Гриша, папин племянник, учился в заочном институте и, приезжая сдавать экзамены, тоже помогал отрабатывать нужные часы. Часто приходил дядя Боря, (муж тети Лизы).
         Папа называл это мероприятие «сидеть на крыше». Вернувшись с работы, он почти каждый день ходил «сидеть на крышу».  По выходным на крышу отправлялись и папа, и мама. В это время к московским врачам в клинику на операцию привезли папину тетю Песю. Ухаживать за тетей приезжали её сыновья Яша из Череповца, Муня из Олевска, Митя из Новограда- они тоже отсидели на крыше сколько- то часов.

На новый,1958 год мы переехали в новую просторную двухкомнатную квартиру с замечательным адресом: дом 16,квартира 16.

Бабушка Ася