Обираловка (Железнодорожный)

 Краеведы рассказывали, что прежде  на этом прибыльном месте обитали крутые ребята, которые жили за счёт купцов проезжавших на ярмарки. Грабили они до нитки, но благородно- не убивали.

Небольшую станцию Обираловка, расположенную на железной дороге из Москвы в Нижний Новгород,  увековечил великий русский писатель Лев Толстой. Героиня его романа Анна Каренина там трагически рассталась с жизнью, бросившись под поезд.

Хотя это были не самые заселённые места Подмосковья, но по какой-то причине   в 1933 году до Обираловки были пущены первые электрички. Тогда же было построено большое депо для их обслуживания и неблагозвучное имя станции заменили на новое, в соответствии с веянием времени «Железнодорожная».

Расположенный недалеко от депо гвоздильный завод, модернизировали и он стал делать для начала калориферы (такие обогревательные приборы), а потом превратили завод в военный объект  под управлением Министерства боеприпасов.

В начале войны пленных немцев было немного и их ещё в Сибирь не отправляли, а использовали на строительстве военных объектов. Строили немцы быстро и качественно. В 1943 году был ими построен посёлок, обнесённый высоким деревянным забором возле самой проходной завода.  В двухэтажных деревянных домах были трёхкомнатные квартиры со всеми современными  удобствами. В средине посёлка построили школу, два магазина, а за забором была соловая для рабочих, баня  и  клуб. Кроме того, для начальства были построены два кирпичных дома с четырёхкомнатными квартирами, которые сохранились даже до наших дней. Все военные объекты в СССР имели свой уникальный номер почтового ящика.   Нашему заводу присвоили номер почтового ящика 19. За построенным посёлком так и закрепилось это имя «Почтовый 19», хотя номер из соображений секретности несколько раз менялся.

Лиза, бабушкина приёмная дочка, овдовевшая ещё в начале войны,  была в Куйбышеве, в эвакуации. В 1943 году  ee, как закончившую техникум боеприпасов, направили  на работу в Обираловку с предоставлением жилплощади. Бездетная вдова получила 10 метровую комнату с балконом в трехкомнатной квартире  на втором этаже.  В самой большой комнате  этой квартиры поселилась   семья  мастера на все руки  Мишки Кубышкина с тремя детьми и бабушкой, поклонницей зеленого змия.  В комнате поменьше- тихая вдова Марфуша Свиридова с таким же тихим сыном Витей. Три семьи готовили на одной кухне, но жили очень дружно, как родные. По тому времени такое жильё было необыкновенной роскошью. В других местах люди жили в бараках и без всяких удобств, а здесь было всё, вплоть до газа. В эту роскошную комнату Лиза сразу пригласила свою маму (мою бабушку Ривку) с младшей сестрой Полей (моей будущей мамой) и её годовалой дочкой (моей старшей сестрой Любой). Лиза, занимавшая на заводе  должность начальника отдела труда и заработной платы, помогла сестре устроиться на работу курьером в карточное бюро. Так они и жили вместе до тех пор, пока не вернулся с фронта мой отец.

Моим родителям пришлось снимать комнату на Ивановке, недалеко от завода, а в ожидании моего появления на свет, они получили целых две комнаты в Салтыковке, где стояли два двухэтажных барака для работников  оборонного предприятия.  Бараки эти были довольно старые, удобств никаких не было, и до места работы маме  приходилось добираться больше часа. 

Завод быстро развивался, появлялись новые работники,  которых надо было куда-то селить, а в посёлке, построенным немцами, места не хватало.

 В Обираловке все дома строились на относительно сухом месте. Параллельно железной дороге шло Носовихинское шоссе, по которому купцы ездили на Ярмарку в Нижний Новгород. Вдоль этого шоссе, переименованного в улицу Советская, тянулся длинный  ряд одноэтажных домов, окружённый садами. За этими домами
было огромное  заболоченное поле, образовавшееся на месте вырубленного леса.

На самом краю этого поля «почтовый 19» три года строил новый трёхэтажный дом на  24 квартиры (6-однокомнатных, 18-двкхкомнатных). Туда ещё не  протянули газопровод, соответственно, не было газа и на кухнях стояли дровяные печки, а в ванных титаны. До немецких стандартов новое жильё явно не дотягивало. Плюс ко всему, от  дома до завода было минут 20 пути по узкой тропинке вдоль поля.  Жители посёлка при заводе не хотели переезжать на новое место,  но и других желающих было достаточно. В 1955 году  дом был заселён, исходя из принципа социальной справедливости: по рангам.

Первым делом, в две самые большие двухкомнатные квартиры на третьем этаже заселили семьи двух «военпредов» (военных представителей заказчика), в каждой из которых было всего по 4 человека. Шесть квартир в доме были  достаточно престижными-однокомнатными. Первый этаж выделили  семьям пролетариев: слесаря Гладких (5 чел) и охранника Иванова, (5чел) на втором  этаже поселился председатель профкома Сотников (3 чел) и главный бухгалтер Сапожников (3 чел), на третьем, последнем, этаже-начальник отдела капитального строительства Безлепкин (4 чел) и моя мама-начальник отдела снабжения. (5 чел). Одну двухкомнатную квартиру заняла многодетная семья плотника Дроздова с шестью детьми.   В остальные пятнадцать двухкомнатных квартир были заселены тридцать семей по 3 или 4 человека. Комнаты были смежно-изолированными, рассчитанными на одну семью, и между комнатами была дверь к соседям, которую просто заколачивали гвоздями и вешали некое подобие ковра.
Благоустройство территории вокруг дома лежало на самих жильцах. Вокруг не было ни одного деревца-поле до самой Саввинской церкви. Дети были в каждой квартире. Взрослые тогда редко занимались досугом детей, а нам даже в прятки играть было негде.  Куда прятаться на чистом поле?

За домом строители оставили  метров 100 асфальтированной дороги, которая  не вела никуда: с одной стороны возвышалась гора строительного мусора, а другой конец упирался заболоченное поле. На этом месте можно было прыгать через верёвочку, или в классики, и даже кататься на велосипеде.

Тут нам на радость начали строить сразу три дома. Строителей было мало и работали они по утрам. Стройку, конечно окружили забором с колючей проволокой, поставили домик для сторожа. Через граду стройки мог пролезть  взрослый человек, а уж для нас она не представляла никаких препятствий. Когда мы возвращались из школы, стройплощадки уже были в нашем распоряжении. Строящиеся дома были вдоль дороги  и начинали оформлять вторую  часть улицы Новой.  Под фундаменты  рыли глубокие котлованы и прокладывали траншеи с бетонными трубами, зачем-то  соединявшие дома. Траншеи были даже глубже фундамента дома и их зачем-то выкладывали красным кирпичом, а мы бегали по тайным ходам и играли «в войнушку». Иногда просыпался злой сторож и прогонял нас. Мы росли вместе с домами, и интерес к играм на стройке пропадал. 

 Мне было уже 10 лет, когда мы переехали из однокомнатной в огромную двухкомнатную квартиру в одном их построенных домов. Газ всё ещё не подвели к новым домам и под домами у каждой квартиры были сараи для хранения дров.  Рядом с входом в сараи долго была открыта  стальная дверь вход в те самые лабиринты  траншей, где мы так интересно играли. Даже когда дверь закрыли и повесили на неё замок, зияющая чернота подземного мира у меня ничего кроме ужаса не вызывала. На самом деле это было совершенно безобидное бомбоубежище на случай атомной войны.

Вот на фотографии я, канава, отводящая воду от фундамента строящегося дома, залитые водой кучи кирпичей, сзади покосившиеся вагончики строителей, за сараями Саввинская церковь и ровное поле до самого горизонта.

  Зимой в поле на месте большой замёрзшей лужи мы расчищали  каток, и катались на коньках, однако,  строители разрушили и эту площадку для игр и  вырыли фундамент для школы. Вырытая яма быстро заполнилась водой.  Строительство приостановилось . Ручеек, тихо протекавший по дну ямы, стал наполнять глубокий котлован и образовался натуральный пруд из чистой воды.

 Возле нашего дома нам на радость, появилось небольшое озеро. Некоторые мальчишки там даже купались, только берега были слишком обрывистые, но они соорудили  причал для спуска.

Досок на стройке было полно, а я всегда любила мастерить и задумала  соорудить плот из нескольких досок, скоб и проволоки. Плот вышел небольшой, но крепкий, только на нем умещался один человек, а желающих поплавать было многое. Боясь услышать обвинения в жадности, я давала покататься всем желающим. Естественно, моя очередь всё отодвигалась и отодвигалась.

Прогудел далекий гудок с «почтового ящика», означавший начало обеденного перерыва для наших родителей. Дети стали потихоньку уходить домой обедать. Плот освободился и я, уперев руль  двумя кирпичами и короткой доской, отправилась в плавание. Когда я доплыла до середины котлована, то заметила на берегу котлована маму, шедшую домой обедать. Я стала рулем разворачивать плот, но кирпичи один за другим плюхнулись в воду. Мама закричала:

-Садись, садись!

-Я испачкаюсь, доски грязные и мокрые, -закричала я в ответ.

-Садись, садись, ничего, я постираю!

Я садиться не стала и уверенно погребла доской к берегу. Добравшись до берега, я увидела, что мама стоит босиком на причале.

-Ты что, купаться будешь? -с удивлением спросила я. Мама взяла свои туфли в одну руку, второй рукой схватила меня за шиворот и потащила домой…

Больше я на плоту никогда не плавала, а болото и ручеек продолжали еще долго жить своей жизнью.
Зимой, когда ручеек в болоте подмерз, воду из котлована откачали, про ручеек забыли, и строители, не спеша, продолжили возводить новое здание для  школы  К новому 1959 году, когда я училась уже в 5 классе,  здание было построено. В новую школу мы переехали зимой, после новогодних каникул. В классах был необыкновенный холод и сырость. Говорили, что это просто не прогретое здание- «вот летом прогреется и будет нормально». Однако, сколько лет я там училась зимой было всегда холодно, а  дети часто сидели в пальто и даже в шапках.

Сначала школа была последней в ряду строящихся домов, а сразу за ней начиналось заболоченное поле. Зимой мы катались возле школы по занесённому снегом полю на лыжах. В не лыжную погоду мы занимались в спортзале, а, учительница физкультуры Вера Гавриловна Орлина требовала, чтобы все были в черных футболках и коротких трусах, и мы, покрытые «гусиной кожей», стуча зубами от холода, изо всех сил бегали по залу, чтобы хоть как-то согреться.

Весной спортивный зал, расположенный ниже первого этажа, ученикам на радость, заливался веселыми лужами проснувшегося ручейка и уроки физкультуры отменялись.

Со временем вокруг построили дома, школу обнесли забором и образовалась улица, получившая выразительное название «Школьная». но посередине улицы, прямо напротив главного входа в школу образовалась большая лужа. Её засыпали, заливали асфальтом, через некоторое время асфальт вспухал и опускался в бездонную яму. Ремонта дороги хватало ненадолго, и лужа опять занимала своё законное место.

Интересно, что точно такая же непросыхаемая  лужа была прямо перед зданием железнодорожного вокзала, но здесь другая история. В старое время на этом месте была канава, постоянно заполненная водой,  а над ней изгибался довольно широкий мостик. Мостик со временем обветшал, а канаву просто засыпали,  заасфальтировали, и в результате получилась огромная лужа, которая едва успевала высохнуть в пhомежутке между дождями..

Шли годы в Обираловке, сменившей имя на «Железнодорожный»,   шло массовое строительство.   Осушили и застроили всё заболоченное поле. Наш почтовый 19  превратился в Научно Исследовательский Технологический Институт и застроил всю Новую улицу от нашего первого дома до самой проходной, а на месте посёлка, построенного немцами, выросли новые многоэтажные дома.  Строили в Обираловке жильё для своих  рабочих и Московский часовой завод и завод Серп и Молот, и многие другие Московские заводы.  В Салтыковке появилось метро, железную дорогу закольцевали вокруг Москвы.

Обираловка вошла в единый слитный мегаполис столицы.

Бабушка Ася