Новоград Волынский (Звягель)

Много лет тому назад на обрывистом берегу реки Случ стоял замок князей Острожских. Возле замка выросло довольно приличное местечко Звягель.  Императрица Екатерина Вторая собиралась сделать Звягель столицей Волынской губернии и переименовала  его в Новоград Волынский. Название города изменили, а столицей он так и не стал-не хватило общественных зданий.  Больше 200 лет продержалось это название, а в 2023 году городу вернули его звучное  имя-Звягель. (Я с непривычки, называю  город то Новоград, то Звягель)

Когда здесь жили князья  они окружили  свой замок фруктовыми садами. Без надлежащего ухода культурные деревья одичали. Люди не придавали этому значения, и улицы долго носили название  Медовых: Верхняя Медовая, Нижняя Медовая.   За сохранившимися с тех времён старыми деревьями возвышался католический собор и еврейская синагога,  а на замковой площади красовался православный храм.  В городе жили русские-православные христиане, поляки-католики и евреи. Вокруг города в сёлах жили украинцы, в колониях немцы-лютеране. В Житомирском архиве до сих пор  хранятся метрические книги, собранные по вероисповеданиям.  По переписи 1897 года евреев в городе  было 53 %, т.е. больше половины населения. Четыре моих прадеда жили в Новограде, а сейчас не сталось там ни одного их потомка. Современные исторические воспоминания стыдливо обходят стороной присутствие евреев в истории города. Тем не менее осталось, хотя и разрушенное, но еврейское кладбище, где под обломками могильных плит лежат мои прадеды. Не время разрушило гранитные памятники, не евреи мостили городские улицы плитами с могил своих предков и не по своей воле евреи покинули город, который они считали родным.

Старинная фотография, как открытое окно в прошлое, позволяет увидеть те моменты, которые уже навсегда ушли в историю. Возле старого замка, стоявшего на высоком  берегу реки, склон круто уходил вниз, и там располагались причалы для больших лодок, привозивших товары. Пять раз в год на базарной площади проводились ярмарки, на которых собиралось много народа из ближайших городов и местечек.  Река Случ, молчаливый свидетель истории, тогда ещё судоходная, и прятавшая под водой гранитные скалы, обвивала замок своими водами, словно пытаясь сохранить в памяти  прошлое.

До моего  времени не сохранились ничего. Мой отец ещё вспоминал, что он мальчишкой бегал смотреть как боролись с религией и взрывали большой костел (или собор?)  на площади, а тот  никак не хотел падать.

Во время моего детства осталась лишь  разваленная крепостная стена, а за ней на  булыжной замковой площади, с островками разбитого асфальта, размещалась автобаза, откуда далеко разносился запах мазута и  бензина.  На автобазе работал дядя Митя Акура. Когда мы возвращались с речки, в которой купались почти каждый летний день, сёстры тащили меня «к дяде Мите на работу». Дядя часто бывал в поездках, но если удавалось застать его лежащим под своей машиной и что-то прикручивающим, то он обтирал промасленные мазутом руки и доставал из кабины грузовика ириски «Золотой ключик».

Сейчас автобазу убрали, площадь привели в порядок. На этой фотографии запечатлено то же место, что и на предыдущей, только за остатками крепостной стены вместо храма  с причудливыми куполами висит одинокий колокол.

В конце 19 века евреи ещё хорошо помнили страшные погромы гайдамаков, поэтому как только докатились слухи о новых погромах  в Одессе, наиболее дальновидные отцы семейств стали отправлять на разведку  своих сыновей за океан в неведомую Америку. К первым эмигрантам приезжали братья, сестры, родители друзья, соседи и селились в основном, в Бостоне.  В корабельных манифестах пассажиров, зарегистрированных на острове Эллис, наши упрямые предки, не смирившиеся с изменением   названия  города,  спустя больше 100 лет продолжали называть его Звягелем или на идише Звилл. Многие выходцы из Новограда  мирно доживали свои дни и нашли  последний покой за на кладбище в  Бостоне,  названное именем их родного города  «Звиллер». Не уехавшие до Первой мировой войны попали в период еврейских погромов.   Здесь имена 256 евреев, убитых при погроме в августе 1919 года. 

В годы Гражданской войны 1918 — 20 годов украинские  националисты, спекулируя на популярных в народе традициях, к ужасу евреев, называли себя гайдамаками. До  настоящих Гайдамаков им было далеко: убивали не всех подряд, детей почти не убивали. Пройдёт всего 20 лет и в Новограде опять сменится власть- город займут фашисты. Слегка постаревшие борцы за свободу со своими подросшими детьми убьют или помогут отловить всех евреев, оставшихся в городе, займут их опустевшие дома. Выживут только те, кому удалось бежать с Украины.  

Весной  1944 года, после освобождения от оккупации,  в Новоград Волынский приехала моя бабушка Ривка Зильберберг с моей мамой и моей старшей сестрой, которой было 2 года. Удивлённые новые хозяева  дома на Красной улице пустили их переночевать. Масштабы катастрофы были ещё не ясны. Женщины ходили от дома к дому-никого из родственников найти не удалось везде жили новые жильцы. Они посчитали, что люди еще не возвратились из эвакуации и стали ходить к дальним родственникам. Нашлась двоюродная сестра деда Лазаря-Фаня Мешок. В то, что она рассказывала верить было невозможно. Они посчитали «партизанку» сумасшедшей, но переехали к ней в дом. На следующий день бабушка пошла с утра на рынок, а потом на кладбище. То, что она услышала и увидела, заставило её усомниться в диагнозе, поставленном Фане.  Такого неприкрытого антисемитизма бабушка Ривка не видела. Они ещё сходили  к фотографу, сфотографировали на память маленькую Любочку и уехали. Вопрос о возвращении в Новоград отпал. Больше бабушка никогда не была в Новограде. 

Я долго искала и нашла потомков Шейлока Глузмана, (брата моего деда Айзика) уехавшего в 1910 году  в Америку. Мой дед, три его брата и три сестры остались в Украине. В результате оказалось,  что в настоящее время у одного   Шейлока больше потомков, чем  у всех его братьев и сестёр вместе взятых .

Место, где стоял наш дом называлось Нидер. Это была окраина города и здесь селились евреи, занимавшиеся  торговлей и ремёслами.   Развитие промышленности в 19 веке изменило занятие населения, и в Нидере появились кузнецы, жестянщики. Названия улиц изменились в соответствии со временем. Медовые стали Кузнечными. Два моих прадеда жили на Нидере. Один был кузнецом, а у другого была бакалейная лавочка.

Хозяин лавочки Йона Фельдман предпочитал проводить время за религиозными книгами или в синагоге «Жестянщиков», где он пользовался уважением за глубокое знание Торы. Однако, ему было необходимо содержать большую семью, дать хорошее образование сыновьям, поэтому приходилось не забывать и про торговлю. Сам он за прилавком не стоял, этим занималась жена  Нехума и помощник. Прадед обеспечивал прилавок диковинными товарами. Моя бабушка Ривка любила вспоминать, как отец брал её с собой в Варшаву, откуда они привозили лимоны, кофе, чай, маслины.  Допустим, чай, кофе и даже лимон  народ купит, а кому нужны в Новограде маслины? Я никак не могла увязать Новоград и маслины.
В начале 30-х годов в Советском Союзе был голод и евреям помогала заморская родня.
Вообще-то советским гражданам запрещено было получать валюту наличными от зарубежных родственников, но власть очень нуждалось в долларах. Поэтому она создала сеть магазинов под названием «Торгсин»(торговля с иностранцами).  Доллары, присылаемые родственниками, направлялись прямо в местный финотдел, который посылал сообщение в магазин. Там на имя счастливчика открывали счет, и он мог покупать   что угодно — и продукты, и одежду, причём по очень низким ценам. После такого гуманитарного поступка советской власти в Житомирском архиве найдены списки неблагонадёжных граждан, имеющих связи с заграницей… 

   В голодные годы у моей бабушки Ривки выпали все до единого зубы. Дед  Лейзор Зильберберг, собрав последние возможности, заказал любимой жене такие необыкновенные протезы из каучука, которые и в 1965 году остались целыми и невредимыми, пережив свою хозяйку.  Все соседи, незнакомые с бывшей Звягельской цивилизацией, удивлялись: «Как вам, Рива Ивановна, удалось сохранить такие замечательные зубы?»

В моей памяти Новоград остался  маленьким пыльным провинциальным городом. Последний раз я была там в 1969 году на свадьбе моей двоюродной сестры Фани.   Свадьба  была в новой двухкомнатной квартире, где уместилась вся родня, а на кухне даже нашлось место для Изи-барабанщика с оркестром. В Новограде   началось строительство новых домов.  Фаня с матерью переехали из старого дома на улице Щорса, где из всех достижений цивилизации была только  электрическая   лампочка под потолком,  в   квартиру со всеми удобствами в самом центре города, напротив кинотеатра.    На бывшей Кузнечной улице, которая в соответствии с запросами времени стала называться  именем героя гражданской войны Щорса,  кое -где ещё доживали потомки кузнецов и жестянщиков, но и они   мечтали,  о квартирах в новых высоких домах.

С новыми домами и  самое главное, с телевизорами менялся привычный образ жизни.Мои родители были родом из Новограда Волынского. В 1938 году они вместе окончили   еврейскую школу, уехали учиться в Москву, где и остались. но каждое лето, взяв с собой нас детей, они возвращались в свой родной город, наполненные ностальгией и радостью встречи с юностью.

 Часто они воспоминали, как с одноклассниками плавали по реке Случ до самого моста, вспоминали своих одноклассников. После войны из всех мальчиков их класса остались в живых только Наум Хаит, инвалид Степанский и мой отец, а в семейном  альбоме остались фото нестареющих друзей Пильчмана и Шинделькройта.  Папа был быстрым и энергичным пловцом. Он плавал с поразительной скоростью, а потом держась за скалу,  ждал, пока я догоню и дальше поплывём вместе. Родители по очереди учили меня плавать.
Мама была настоящей водной нимфой. Когда она плавала, ее движения были такими плавными, что вода казалась неподвижной. Ни одного брызга не возникало вокруг нее, словно она сливалась с рекой в единое целое.  Они передали мне свою любовь к воде. Я стала отличным пловцом, могу плавать сколь угодно долго.  Вместе с родителями я плавала тоже до самого моста, который возвышался над рекой Случ. Ощущение свободы и счастья, когда твое тело плывет в объятиях воды, не имеет сравнения. Я ощущала, что в этот миг становлюсь частью природы, частью этой замечательной реки, которая носит в себе столько воспоминаний и историй.

Я помню, как летними вечерами взрослые наряжались, отмывали нас и все семьёй шли «в город». Маршрут был разный: «наш бродвей» начинался от кинотеатра. Чаще, заходили в городской сад, делали несколько кругов по  аллеям вокруг фонтана, пушки и возвращались домой. Бывало что до сада не доходили потому, что по дороге встречались знакомые и взрослые вели долгие непонятные разговоры. Такие задержки компенсировались газированной водой:  они давали нам три копейки на покупку газированной воды с сиропом. Это было настоящим праздником для нас. Мы радостно бежали к столику, где толстая тётенька продавала воду. Иногда у ворот городского сада стояла мороженщица и продавала  невкусное морозиво в бумажных стаканчиках. При всей моей любви к мороженому, я даже не просила купить его.

В городском саду был фонтан и танцевальная площадка, огороженная рейками, прибитыми в виде ромбиков. Там танцевали молодые парни и девушки.  До начала танцевального вечера девушки, взявшись под ручки  прогуливались  перед парком. Самым прикольным для подружек было нарядиться в одинаковые платья, мы, дети, соревновались кто  насчитает больше  одинаково одетых девушек. Наверное, этот обычай остался со старых времён.

У меня сохранилась фото 1910 года где моя бабушка Ривка сфотографировалась с двумя подружками. Бабушка рассказывала, как они сшили  себе одинаковые платья, сделали одинаковые причёски и радостно запечатлели это на фотографии. К сожалению,  деду Лейзору не понравилась длина платьев, и он отрезал нижнюю часть фотографии.

Мы переживали за судьбу нашей сестры Раи. Она была совсем взрослой: ей давно исполнилось 20 лет и скоро должен был сравняться 21 год, а она ещё не замужем! Она ходила на танцплощадку, а мы из-за забора следила: кто и сколько раз её приглашал на танец. Наконец,  ей сшили новое  платье из цветастого крепдешина и мы ждали, что Рая будет неотразима. В самом деле, сначала её приглашали разные ковалеры, а потом она танцевала только с одним усатым парнем. Это был Фима Гринштейн, который через полгода стал её мужем.  На этой же танцевальной площадке нашел своё счастье брат Гриша.

Антисемитизма становилось меньше, началась ассимиляция.  появились смешанные браки, что было  совершенно  невозможно во времена молодости наших  бабушек. Однако, когда развалился Советский Союз,  власть сменилась и проявилась свободолюбивая партия «РУХ»-все евреи  стремительно покинули родной город, прихватив с собой не еврейских родственников. Теперь евреи, выходцы  из Новограда Волынского и люди  с еврейскими корнями, живут в Америке, Израиле, Германии, а удачно скрывавшие прежде своё еврейское происхождение, сменившие имена и фамилии, кропотливо ищут в архивах настоящие имена своих предков.

В конце концов свершилась мечта местных жителей.

Звягель-Юденфрай!

  

Бабушка Ася