Школьницей я проводила каникулы с родителями, которые ездили в отпуск на море «дикарями», и мне это очень не нравилось. Вдоль морского побережья южных городов, где мы отдыхали, стояли огороженные высокими заборами красивые здания санаториев для поправки здоровья больных советских тружеников и просто дома отдыха, где здоровые труженики, не обремененные бытовыми заботами, купались в море, а вечерами смотрели кино или танцевали с другими отдыхающими.
Предыдущее лето (1965 года) я провела в Москве потому, что поступала в институт, а теперь успешно закончив первый курс обучения, я считала себя достойной прикоснуться к цивилизованному отдыху. Я уже видела, как мы с подругой Наташей прогуливаемся по залитой солнцем асфальтированной дорожке, сидим на скамеечке в тени пальм, едим мороженое, а вокруг играет весёлая музыка.
Однако, путевку к морю просто так купить было нельзя. Их не продавали, а выдавали по месту работы через профсоюзные организации. Порядок этой выдачи был везде свой, но справедливость и очерёдность отсутствовали везде. Я попросила свою всесильную маму достать мне с Наташей путевки в дом отдыха на море, но получила категорический отказ.
— Одну путевку-пожалуйста, а две нет. Две путёвки — это уже семейный отдых, а с твоей просьбой у меня будут большие проблемы, — заявила мама.
Ехать без Наташи я категорически отказалась, посчитала предательством по отношению к подруге, потом я такое сотворю, но об этом расскажу позже.
Тогда я сильно обиделась на маму, а сейчас понимаю так, что она, завязанная по работе «купи -продай» не хотела путевками пользоваться и даже сама отдыхала «дикарем». Она знала, что придется расплачиваться за такую услугу втридорога (еще неизвестно, что запросит профсоюзное начальство, а советские законы были суровы). Мама очень заботилась о своём имидже, чтобы никто не упрекнул лишний раз в использовании служебного положения в личных целях.
Путевки в очень хороший молодежный дом отдыха для нас достал папа у себя на работе через какую-то профсоюзную активистку. Не знаю, что было в свертке, но подарок ей мама отправила.
Итак, сдав экзамены за первый курс, мы с Наташей поехали к Черному морю, в Туапсе (недалеко от Сочи). Молодежный дом отдыха, к моему разочарованию, представлял из себя несколько кирпичных бараков, расположенных в ряд недалеко от каменистого морского берега. Никакого забора отделяющего территорию от зарослей дикого кустарника не было и в помине, а сам город скрывался за горой. Единственная асфальтированная дорожка соединяла столовую с туалетами и продолжалась до «культурного центра»-слегка припорошенной асфальтом танцплощадки, и сцены с рядами вкопанных в землю скамеек, где показывали старые фильмы.
Это было совсем не похоже на то, что я рассчитывала увидеть. К тому-же, молодежь была старой, хотя сейчас они показались бы детьми, но тогда для нас 30-летние были стариками, 40-летние в отцы годились.
В нашей комнате стояло 6 кроватей, 6 тумбочек, один платяной шкаф, а в углу небольшой стол. Кроме нас там поселили еще двух подружек нашего возраста и уже взрослую девушку (ей было 25 лет!) маленькую, худенькую учительницу из Магаданской области с очень необычным именем Магда. Мы быстро перезнакомились, ходили вместе на пляж, в столовую, на танцы, на концерты, которые проводила администрация дома отдыха. Наша комната была самой молодой среди отдыхающих.
Одна кровать (шестая) в нашей комнате долго оставалась свободной, и на эту кровать мы складывали свою одежду, потому что в шкафу места для всех не хватало. Однажды мы вернулись в комнату после обеда, и увидели, как на свободной кровати сидит какая-то деревенская тетка в платочке, игриво повязанном поверх выжженных завивкой светло-кудрявых волос, а наша одежка кучей валяется на столе.
Тетка оказалась словоохотливой и стала со всеми знакомиться.
-Люся, — представилась она, и назвала область, район и село, которые я за давностью лет забыла.
-Я, — продолжила она гордо, — ударник коммунистического труда, победитель соревнования по дойке коров, и меня наградили путевкой. А вас за что наградили?
Всех такая постановка вопроса ввергла в ступор. Судя по всему, не только я с Наташей были «блатными.» Более опытная Магдочка увела разговор в сторону сельского хозяйства, и Люся стала обстоятельно рассказывать про свою работу и средние удои на одну корову.
Внезапно она остановила свой рассказ, видимо удивленная таким интересом к её специальности, и спросила у Магдочки:
-А ты-то, кем работаешь?
-Учительницей, — ответила Магда.
Глаза Люси округлились от удивления. Она недоверчиво махнула рукой и сказала:
-Да ладно, шутишь! По правде, скажи.
-Учительница русского языка. — уточнила Магда.
-А сколько тебе лет?
-Двадцать пять.
-Ууу! Старше меня! Нет, честно?
-А детей тогда у тебя сколько?
-Я не замужем, — тихо сказала Магдочка и опустила глаза.
-Ага, понятно! Старая дева, что ли? — захихикала новая соседка, довольная шуткой, поглядывая в нашу сторону и ожидая поддержки.
-А у меня двое: парню шесть, а девке три, мужик, скотина, пьет, а я отдыхать поехала, в том годе я уже отдыхала, но не на море. А на море я еще не была.
У веселой Люси рот не закрывался: она рассказывала про свою тяжелую работу, про тяжелую жизнь, про сволочных соседей и поганых родственников, не обращая внимания на нас. Видимо мы просто заменили Люсиных постоянных слушательниц коров, которые так же относились к её рассказам. Говорила она просто, употребляя вместо заморских артиклей затейливые матерные присказки. Магдочка уходила из комнаты, когда там бодрствовала Люся.
Характер у Люси был общительный, она с первого же дня перезнакомилась со многими отдыхающими мужчинами, которым она теплыми южными ночами рассказывала о своих успехах на молочной ферме. Люся принимала лунные ванны и перед завтраком рассказывала нам, как приятно купаться при луне нагишом в море. Приходила она на рассвете и спала, с перерывом на обед, до следующего вечера. Иногда её друзья приходили и днем. Люся недовольно ворчала, но не отказывала.
Мы с Наташей и Магдочка были девушки неискушенные и с ужасом наблюдали, как развлекались на природе взрослые дяди и тети. С пляжа отдыхающие перетащили в кусты деревянные шезлонги и предавались отдыху не только ночью, но и светлым днем, так, что наша Люся была просто целомудренной. Делать на отдыхе ничего нельзя-иначе получается не отдых, а работа. Купаться весь день тоже не будешь, тем более входить в море было не просто-весь берег был усыпан скользкими камнями. Сидеть, а уж тем более лежать на этих камнях было невозможно. Про шезлонги сказано выше.
Все, кроме разумной Магдочки, выбрали себе поклонника, и наша разросшаяся компания вместе весело проводила время. Наташа гуляла с инженером Толиком из Твери, а я с Мишей, шофером из Якутии.
После отпуска у Толика были уже вполне серьёзные намерения, и он из Твери приехал домой к Наташе с большим букетом цветов и с планами на будущее продолжение отношений. Строгая Наташина бабушка Татьяна Митрофановна разрушила светлые планы инженера, поставив жирную точку в отпускной роман, о чем подруга не сильно убивалась.
У меня не было никакого романа, а поэтому и точку ставить было незачем.
Общих интересов у меня с Мишей не было, но оставаться одной тоже не хотелось, когда все ходят парами. Других подходящих молодых ребят в молодежном доме отдыха не было, а отдыхающие от семьи женатые мужчины меня не интересовали. У моего шофера было много денег, и он никак не мог их потратить. Ему хотелось питаться в дорогом ресторане, но перед входом в дом его мечты постоянно тянулась длинная очередь голодных отдыхающих, и от этой затеи пришлось отказаться. Отчего он сильно страдал и часто пил самый дорогой коньяк, но купленный в обычном магазине.
Миша был не слишком разговорчив в силу полученного воспитания и образования. Говорила в основном я, а он, раскрыв рот, слушал и восхищенно приговаривал:
-Тебя бы к нам в Якутию!.
Когда же я принимала участие в общем разговоре, то Миша, желая подчеркнуть мудрость моих речей, многозначительно вставлял, под дружный хохот нашей компании:
-«Ёб к нам в Якутию!».
Он совместно произносил слова «её бы», и по простоте душевной принимал смех за одобрение. В нашей компании над Мишей посмеивались, а он был не обидчив — шуток не понимал и всё принимал за чистую монету, но я- то чувствовала, что, смеясь над Мишей, смеются и надо мной и тяготилась своим поклонником.
Он часто дарил мне букеты хризантем или георгинов, а перед отъездом принес сразу два букета и пригласил замуж в Якутию. Я к такому повороту событий была не готова, и сказала ему, что в ближайшие четыре года планирую только учиться. Вернувшись домой, я про Мишу начисто забыла. Это даже курортным романом нельзя было назвать. Я бы и не вспомнила о нем никогда, если бы история не имела нелепого продолжения.
Миша появился, дождливым летним утром через четыре года, хотя адреса своего я ему не оставляла. Я возвращалась из магазина, в одной руке была сумка, а в другой зонтик. Возле двери нашей квартиры стоял с огромным чемоданом улыбающийся Миша. Единственный раз в жизни я чуть в обморок не грохнулась: сумка выпала из моих рук, зонтик покатился по лестнице.
Показывать такое чудо моим родителям мне было стыдно, но Миша был прост в общении и радостно вместе с чемоданом ввалил в наш дом.
Из чемодана он извлек три шкурки какого-то зверька и бутылку коньяка. Миша пообедал с нами, сообщил, что у него отпуск два месяца, а у меня была единственная мысль: куда пристроить гостя с чемоданом. Мои интеллигентные родители никаких вопросов не задавали, а мне было так стыдно перед ними…
Миша, незнакомый со столичными порядками, решил, что может остановиться, немного немало, как в гостинице Москва, про которую что-то слышал в Якутии. Я знала, что просто так с бухты барахты приезжих гостей столицы в гостиницах не селят, но якутский гость хотел именно туда, где можно потратить ненужные деньги. Ничего не оставалось, как сопровождать, или скорее спроваживать незваного гостя. Чемодан сдали в камеру хранения Курского вокзала.
Я задумчиво стояла в углу вестибюля гостиницы, делая вид, что мы не знакомы и проклинала тот день, когда нелегкая свела меня с якутским гостем, а он наивно совал свой паспорт администраторше, которая и не глядела в его сторону — результат был ясен заранее. После гостиницы Москва мы посетили Националь, Интурист, Зарядье, на чем моё терпение закончилось. Я позвонила институтской подруге Зиночке, разъяснила ситуацию, и мы поехали на Онежскую улицу. По дороге Миша купил две бутылки коньяка.
Мне повезло! Юра, первый муж Зиночки, кандидат геологических наук, сразу нашёл общий язык с шофером. Два дня они закрепляли знакомство, а на третий день Зиночка не вынесла и попросила мужа отвезти нового друга в квартиру, которая пустовала после смерти её свекрови. Там друзья весело провели время до самого конца отпуска.
С тех пор герой не моего романа приезжал в Москву сразу к Зиночке. Безотказной подруге повезло, что в Якутии отпуск давали не каждый год. Сколько раз гостил в Москве Миша я не помню, но знаю, что благодаря щедрости и безобидному характеру, он легко нашёл общий язык и со вторым мужем Зиночки.
Последний раз пьяненький якутский гость, как обычно без приглашения, заявился ко мне с бутылкой коньяка и огромной вяленной рыбой в руках (хорошо, что без чемодана!). У нас уже было двое детей. Пришлось что-то плести мужу не про моего, а про Наташиного старого друга, который останавливается всегда у Зиночки, а Зиночки нет дома… Я «позвонила» Зиночке, она, естественно, никуда не уходила….
Я старалась выпроводить незваного гостя, а тот открыл бутылку коньяка и с детской непосредственностью стал предлагать мужу выпить за новое знакомство. Лёня пить наотрез отказался, тогда гость выпил один, после чего совсем не спешил покидать нас. Квартиру мы покинули вместе. Мы вспомнили, что нам надо срочно на приём к детскому к врачу, тогда Миша поехал обратно к гостеприимной Зиночке.
Когда мы вернулись домой, на тумбочке перед дверью лежал большой свёрток с завернутой в старые газеты вяленой рыбой.
Лёня на старости лет особенно часто вспоминал не добрым словом моего «друга якута».
Вот такая длинная история тянулась после отпуска в Туапсе. Больше я никогда «культурно» не отдыхала.
Бабушка Ася