История старого дома

Уделю немного внимания еврейским именам прадедов, которые очень свободно обращались не только с именами, но и с фамилиями. Все еврейские документы в Российской Империи  велись на двух языках:  на языке идиш и на государственном  русском  языке. Прадеды русского не знали, и что  там написали переводчики, которые тоже были не сильно грамотны, не очень интересовались. Имя могло быть записано полным или  сокращённым , или тем, что зовут дома. У евреев часто встречались двойные имена, а иногда даже  и тройные, но в  быту обычно не применяемые. Использовать могли как первое, так и второе имя. Так, например  прадед Зли Мордко Глузман при рождении был записан  Эли Мордехай, Именем Эли он практически не пользовался, а дома его звали Мотл. В записях о рождении его 11 детей встречаются все возможные варианты. У прадеда Йоны Фельдмана другой случай разночтения имени. Дело в том, что звучание еврейского имени «Йевхно» можно написать и Евно,и  Ейна, и Йона.

Договоримся, что дальше я буду использовать упрощённые для чтения имена, а в схемах родословных останутся наиболее часто встречающиеся варианты имён. Как я выбирала нужные мне имена я описываю в отдельной статье о именах.

Итак, прадед со стороны отца, Мордко Глузман, был кузнецом. Он построил дом и кузницу ближе  к берегу реки Случ.  Йона Фельдман, прадед по материнской линии, занимался торговлей построил  дом, который с одной стороны примыкал к стенам старинного замка, а рядом бакалейную лавочку, выходящую на улицу.  Его дом был большой для района Нидер, но с домами звягельских богачей с Корецкой улицы, он, конечно, ни в какое сравнение не шёл. В Доме было две спальни, детская комната, гостиная и отдельный вход в комнату для прислуги .

Йона был очень образован и начитан. Множество книг в золочённых кожаных переплётах, с которыми Йона не расставался до конца жизни, стояли в книжном шкафу. Эти старинные книги был предметом гордости всей семьи, и о них вспоминает в своих мемуарах его внук Иосиф Фельдман(1905-1983). Четверым своим сыновьям Йона дал прекрасное образование, В результате всего. сыновья не разделяли религиозных взглядов  отца. Младший сын сын «бумоз Ицик» встрял в какую-то политическую историю, домой приходили полицейские, после чего он уехал строить социализм в Палестину. Старшие сыновья обзавелись  семьями, а постаревший Йона остался в своем доме с женой Нехамой и младшей дочкой Ривкой, моей будущей бабушкой.

Население Новограда-Волынского стремительно росло, близость реки приманивала ремесленников, и со временем на Нидере всё больше селились кузнецы и жестянщики. Престижность района упала. Сменился и состав населения,  и называть улицу стали по-новому: «Кузнечная». В ближайшей к дому синагоге, кузнецы и жестянщики слушали ежедневные уроки Торы, «из уст мудреца», которые давал реб Йона Фельдман.

Соседи приходили к нему при необходимости решить споры, которые возникали в их семьях, или просто за житейскими советами. В эту синагогу  приходил молиться кузнец Мордко Глузман со своими хулиганистыми сыновьями, которых побаивались соседи. В 1910 году у Шейлока, одного из его сыновей, произошла какая-то криминальная история, о которой осталось в семье много разных воспоминаний. Во избежание  дальнейших  неприятностей сына срочно отправили в Америку.  В этом же году умер сам Мордко.

У его старших сыновей Фалека и Айзика в 1910 году почти одновременно (с разницей в 3 дня!) родились сыновья. По еврейской традиции  обоих назвали именем умершего деда-Мордко. Кстати, так поступили дочери Люба и Двера, и даже уехавший в  Америку Шейлок.  Мальчики росли при своих отцах в кузнице, были очень  дружны  но было определённое неудобство  с одинаковыми именами. Тогда решили, что сын Фалека останется  Мотл (почти Мордко), а сына Айзика будут звать уважительно Алтер, что значит «Старший».

В 1916 году умер Йона, но светлая память о нём ещё долго хранилась в памяти родных и соседей. О нем  упоминали в книге «Звилл», изданной в 1956 году. Через год после смерти Йоны, его вдова Нехама выдала замуж их дочь Ривку (мою бабушку) за вернувшегося с фронта Первой Мировой войны Лейзора Зильберберга. Молодые стали жить вместе с Нехамой,  а своего первенца назвали именем умершего деда-Йона. Ребенок был очень красивым, рос здоровым и веселым, но прожил всего 1,5 года. Всё дело в том, что наступили тяжелые времена: власть менялась чуть не каждый день: то белые, то красные, то просто банда неизвестно кого, и спутники всех смутных времен еврейские погромы следовали один за другим. Во время одного из погромов бандиты, ворвавшиеся в дом, придавили дубовым шкафом кроватку, в которой спал маленький Йона. Промучавшись несколько дней ребенок умер. Во время погромов погибло и было покалечено много евреев.

Не успели несчастные родители оплакать смерть своего первенца, как от  артиллерийского обстрела в городе разразился страшный пожар и сгорел весь район Нидера. Сгорели и дома моих прадедов. К счастью, они оба не дожили до этих ужасных времён. Тяжёлые испытания достались  поколению моих дедов.  Погорельцев приняли родственники. Нехаму взял к себе один из сыновей, а Ривка с Лейзором  (родители моей мамы) уехали к его родственникам в Соколов.

Сыновья Мордки отправили к родителям своих жен с детьми, а сами стали разбирать пожарище. От оцовского дома  остались только обгорелые головёшки и слегка подпорченный кузнечный инструмент. От дома Йоны Фельдмана остался вполне приличный фундамент, но его разорённые  погромами сыновья не имели ни желания, ни возможности  заниматься восстановлением дома.

Два сына Мордки, два неразлучных брата Фалек и Айзик Глузманы быстро возвели кузницу на пепелище от дома Йоны Фельдмана и начали работать кузнице. В 1920 году умерла жена Фалека, пострадавшая при погроме 1919 года, оставив сиротами 5 детей от4 до 14 лет. Фалек поставил на могиле Фейги памятник, который чудом сохранился до наших дней, несмотря на то, что во время немецкой оккупации каменными плитами с еврейских могил мостили городские дороги.

В проект строящегося дома внесли изменения: между примыкавшими друг к другу кухнями прорубили дверь, чтобы детям можно было попасть на половину брата не выходя на улицу.

В 1922 году братья Глузман с семьями переехали в новый дом. 8 детей поселились на Кузнечной улице дом 11. В новом доме у Айзика родилось еще двое детей (Фаня 1923 г. и Саша 1925 г.)  Десять детей росли в одной дружной семье.  Дети учились в советской школе, росли интернационалистами, вступали в пионеры, в комсомол.

В 1935 году в Новоград  Волынский вернулась после долгих скитаний семья Лейзора и Ривки (Фельдман) Зильберберг, живших прежде на месте нового дома братьев Глузман. Своего жилья у них на было, они снимали комнату на Красной улице. Их дочка Поля пошла в 8 класс еврейской школы, где учился сын Айзика Давид Глузман. Завертелся школьный роман, который завершился в 1940 году браком моих родителей. К большому неудовольствию моей бабушки Ривки, Глузманы и Фельдманы породнились.  
В городе Новограде-Волынском установилась и окрепла советская власть. Пришла советская власть и на Кузнечную улицу. С 1935 года улица стала называться по фамилии героя гражданской войны Николая Щорса,  дом тоже сменил номер и стал 15, а старики  называли улицу по-старому: «Кузнечной».

Фалек не женился, пока не подросли младшие дети. Только через 10 лет в доме появилась добрейшей дуги человек-его вторая жена Двося. С семьёй у неё  быстро наладились дружеские отношения. В 1930 году у Фалека родился сын Срулик.

Пятнадцатилетняя Рахиль (1905-1980) стала мамой для малышей Клары и Гершла. За Мотла можно было не волноваться-он рос в кузнице с отцом. Все проблемы были с умницей и красавицей Хасей, которая всей душой приняла советскую власть, вступила в комсомол, была активисткой, пошла работать в милицию. В милиции на неё положил глаз милиционер Петр Макаров, за которого, не долго думая, вышла замуж наша комсомолка. Возмущению еврейской родни не было предела. Фалек отсидел по своей дочке семь дней траура, как по умершей. Ни зятя, ни родившегося в 1930 году внука Борю, он не признал.

Около 20 лет в доме по улице Щорса текла мирная жизнь. Отслужили в армии, обзавелись семьями и покинули родной дом  старшие сыновья. Вышли замуж Рахиль и Сура. Уехали учиться в Киев Клара, в Москву Давид. Быстро прошел спокойный период в жизни дома и его обитателей, когда Айзик и Фалек просто работали в кузнице, а дома учились и росли дети

В доме оставались только родители и младшие дети: Фаня, Саша (Шмуль) и Срулик.

22 июня 1941 года началась война. Немцы стремительно приближались к Новограду-Волынскому. Неразлучные братья отправились, как это бывало во время погромов , в спокойное тихое местечко Соколов, где жил Вевл Ребель, старший брат жены Айзика — Хаси. Семьи Айзика и Фалека ушли из дома 24 июня, налегке, рассчитывая вернуться домой через несколько дней. Дорога на Житомир, на которой стояло местечко Соколов, была забита беженцами и стало понятно, что через несколько дней война не кончится. С Фалеком вместе ушли из дома жена Двося и младший сын Срулик, а к Айзику и Хасе с младшими детьми присоединились ещё и старшие дети Алтер и Сура со своими семьями. У наших беженцев оказалось и два грудных младенца, родившихся накануне войны (3-х месячный Иосиф и 1,5 месячная Фаня) и, соответственно, две кормящие матери: дочь Сура и Ита, жена Алтера.

Бабушкка Хася , а иcполнилось ей тогда всего 48 лет, была энергичной, заботливой хозяйкой и  решила сходить в Новоград за вещами, для внуков.
Добравшись до города, она пошла к сестре Айзика Двере, муж которой Янкиверш Рудник держал лошадей.

Рудники проводили на фронт старшего сына (тоже Мотла ) 0ни уже собирались с двумя младшими сыновьями Мойшей, Хуной и дочкой Ханой уезжать из города.
Хася взяла у них лошадь, нагрузила телегу домашним скарбом, прикрыла белой простыней и вместе с семьёй Рудников в потоке беженцев поехала обратно в Соколов.
Дороги, по которым шли беженцы и отступала армия, постоянно бомбились немецкими самолётами. Во время очередного налёта немецкий летчик сбросил бомбу прямо на телегу, в которой ехала заботливая мать семейства, осколком легко ранило Мойшу Рудника, ехавшего на соседней подводе. Несмотря на хаос, творившийся на дорогах, к месту бомбежки приехала машина Скорой помощи и отвезла раненных в больницу, которая была совсем недалеко. Хася умерла по дороге в больницу и Янкивеш Рудник похоронил её под каштаном прямо во дворе больницы. Рудники привезли в семью страшную весть , что только ещё более убедило внезапно овдовевшего Айзика бежать дальше.

Фалек же решительно отказался продолжать путь, считая всё это безумием и паникой. Он был опытнейшим кузнецом и убеждал всех, что с его руками бояться нечего, кузнецы нужны при любом режиме..
Айзик просил, умолял, вставал на колени, Двера плакала, но Фалек, упрямо стоял на своем.
Так навсегда расстались два неразлучных брата. Фалек с женой и сыном вернулись в дом, а Айзик с своей семьёй, пошёл вместе со всеми беженцами дальше на восток.

В июле 1941 года на территории бывшего еврейского квартала «Нидер», т.е. на нынешней улица Щорса, было создано гетто, куда согнали евреев, остававшихся в городе. Дом Фалека стал последним пристанищем его жены Двоси, младшего сына 11-ти летнего Срулика и ещё нескольких еврейских семей, плотно заселивших весь дом. Гетто в Новограде-Волынском просуществовало недолго. Последними были ликвидированы квалифицированные рабочие и ремесленники с семьями. Возможно, и Фалек с семьей был среди них. Время его смерти и место захоронения никому неизвестны.

В освободившиеся дома сразу же въезжали новые жильцы, с радостью улучшая свои жилищные условия за счет убитых соседей евреев.
Сразу после освобождения Новограда-Волынского от немцев, вернулся в город Айзик со своей поредевшей семьёй. Погиб на фронте старший его сын Алтер-Мордко, зять Хаим, погибла во время бомбежки на железнодорожной станции «Партизаны» младшая дочка Фаня, служившая в армии, а жена его Хася, погибла ещё в самом начале войны. В Доме жили новые жильцы, без радости встретившие старых хозяев. Несколько лет тянулся суд, где Айзик доказывал, что дом принадлежит  ему.

Айзик, вернувшись из эвакуации, женился на Рейзл Ниренберг, и у него родился в 1946 году самый младший сын Фима. Тесно стало в Доме. У его новой жены были два своих сына, кроме того в Доме жили две вдовы, потерявшие на фронте мужей: дочка Сура с двумя детьми и Ита, вдова старшего сына Алтера, тоже с двумя детьми. Такое плотное заселение Дома не способствовало счастью новой семьи, и она вскоре распалась.
Рейзл, забрала своих сыновей, их общего сына Фиму и покинула Дом. Стало просторнее. Сура перебралась в «залу», а Ита с детьми полностью заняла темную проходную комнату без окон.

После войны кузницы во дворе уже не было, соседи её разрушили в поисках еврейского клада, но каким то чудом остался очень приличный сарай, построенный Айзиком и Фалеком на двоих. Когда вернулась в город Двера Рудник, младшая сестра Айзика, то её квартира, принадлежавшая комунхозу, была занята. С войны к ней не вернулся ни один из её троих сыновей: все погибли на фронте. Соседи, поселившиеся в её комнате, вернули стол и тумбочку, а к остальным вещам они настолько привыкли, что не могли в ними расстаться.

Жить им было негде, и Айзик продал сестре по чисто символической цене свою половину сарая. Двера кое-как расстроила сарай, превратив его в подобие дома. Вторая половина сарая, осталась за Мотлом, единственным, оставшемся в живых, из сыновей Фалека. Мотл же сарай использовал по назначению и держал там домашних животных, что создавало напряженную обстановку во дворе.

Вернувшегося с фронта Мотла, старшего сына Фалека, ждал Дом занятый чужими людьми. Его беременная жена Рухл с трехлетней дочкой Фейгой в эвакуацию не поехала, а отправилась в Красностав к своим родителям, где убили её с детьми и всю их семью. Какая их фамилия и сколько человек было в этой семье никто уже не помнит. Мотл тоже обратился в суд, доказывая право на Дом.
Суды тянулись годами, но в конце концов, Дом вернулся в руки своих истинных хозяев. Мотл поселился в доме своего отца, привёл в Дом молодую жену Броню, которая родила двух дочек: Мэру и Фриду. Вскоре к ним перебрались и родители жены, но в восточной половине Дома, принадлежавшей прежде Фалеку, было по-прежнему просторно.

Когда вернулся из армии младший сын Шмуль, теперь Саша, то ему досталась только кухня, в которую он и привел в 1950 году свою молодую жену Раю, а через год у них родилась дочка Ася.

На своей половине Дома Айзик жил вместе со всеми своими детьми и внуками, кроме сына Давида, уехавшего в Москву еще перед войной.
Жизнь потихоньку налаживалась. В 1951 году уехал учиться в Москву и старший внук Гриша. Дом починили, побелили. В 1947 году провели электричество.

В 1953 году на 71 году жизни скоропостижно умер Айзик.

Его дети разделили Дом на всех, т.е. на четыре части, но Давид, живший в Москве, от своей доли отказался в пользу старшей сестры Суры. Тогда Сура узаконила свои права на «залу», которая занимала почти половину площади Дома. При таком разделе ничего не надо было менять и достраивать, а продолжать жить, как и при отце.

Никак нельзя было назвать жизнь обитателей Дома дружной . Споры возникали и серьёзные, и по всякой ерунде, но когда у кого-нибудь были проблемы, то все помогали и поддерживали друг друга.

На фотографии, сделанной в 1955 году, уже после смерти Айзика, сфотографировались все его потомки , жившие тогда в Доме, и московские гости: его сын Давид со своей дочкой Любой и старший внук Гриша. Нет на фотографии только Иты, вдовы его старшего сына Алтера, которая всё время тяжело и долго работала.
Родилось и подрастало поколение внуков и правнуков Айзика и Фалека. Дом уже никак не соответствовал времени.
В такой тесноте жить было невозможно, и наследники стали потихоньку расстраивать свои части Дома.
.
Каждая семья прорубила себе отдельный вход, на какое-то время это решило проблемы. Удобств в Доме предусмотрено не было, но пристройки немного улучшили условия жизни.

Эта фотография послевоенных детей, сделанная по случаю приезда московских родственников в 1968 году. У забора Дома внуки и правнуки Айзика и Фалека (далеко не все!) . .Большинство детей уже жили в других местах, но они приходили в гости к родственникам и играли во дворе старого Дома.

В 80-х годах  потомки Айзика стали покидать Дом. Саша продал свою часть Дома и купил кооперативную квартиру. Сура тоже продала и переехала к дочке Рае, получившей от работы 3-х комнатную квартиру, что было по тому времени необыкновенно много. Ита, вдова Алтера, с дочкой Фаней получили государственное жилье, потому что темная комната даже с пристройкой отдельного входа, была мало приспособлена для жилья.
Кто-то покупал, кто-то продавал и перепродавал Дом. Позже всех продали свою часть Дома наследники Фалека.
В начале 90-х годов, когда открылся выезд за границу, все евреи, и Глузманы в их числе, покинули Новоград-Волынский.

Сейчас в Новограде не живет ни одного потомка старых хозяев Дома.

Современные новоградские жители, если и проявляют интерес к старым временам, то он носит вполне прагматичный характер. Бывшие соседи всегда считали нас, крикливых, картавых и носатых богатыми, а когда богатства откровенно не наблюдалось, то полагали, что евреи свое золото просто прячут и закапывают.

До сих пор ходят слухи о несметных кладах, запрятанных евреями в украинской земле.

Это последняя, из имеющихся у меня, фотография Дома, сделанная в 2007году. Большое спасибо автору этой фотографии Евгению, который прислал мне её и письмо:

«Мы живем в доме в конце улицы Щорса, возле спуска к речке на горбу. У нас тоже раньше была кузница и жилы евреи. И тоже ходили слухи, что в огороде закопаны золотые червонцы. А ваш дом выше по улице, возле старой бани. Там сейчас грандиозное строительство и от дома осталась только одна половина.»

Если посмотреть Новград-Волынские сайты, почитать современную историю города, то увидите, что нынешние жители предпочитают не вспоминать о тех временах, когда большинство жителей города были евреями, которых они не очень то и любили. «Еврейский вопрос» почти решен, в Новграде-Волынском.
Однако, остались в городе могилы предков, проживших здесь несколько столетий, стоит еще на улице Щорса обновленный и перестроенный наш покинутый Дом. Так сложилась жизнь, прости нас, Дом.

Бабушка Ася